Выжившим [litres] - Евгения Мелемина

психолог был последним штрихом. Теперь она снова мной гордится. Снова рассказывает подружкам, каким талантливым я удался.

Кит наклонился, сорвал травинку и сунул ее в рот. Прижал губами, поразмыслил, глядя перед собой сузившимися серыми глазами.

– Я как-то слышал, – сказал он, – еще в Нью-Йорке… Моя мать разговаривала по телефону и рассказывала кому-то, как мы с ней ходили в магазин, и продавщица приняла меня за ее молодого любовника. Она тоже этим страшно гордилась.

– Попахивает инцестом, – сказал Томми.

– Он и есть.

Томми запрокинул голову, постарался заглянуть в лицо Киту.

– Я не в прямом смысле, – неохотно поправился Кит. – Я в том смысле, что она ни черта не соображает, и считает меня не пойми кем. Раньше я вытягивал ее и своего отца, а теперь мне плевать. Папаша куда-то исчез, а она постоянно обкуренная. Ей так веселее и проще. Дед пару раз упоминал ее прошлые ошибки, но я думал, что ошибки – это что-то вроде слишком короткой юбки, которую она нацепила на выпускной. Но теперь мне кажется, что дело обстояло намного хуже.

– Странно это, – сказал Томми. – Все перевернулось.

– Да, – ответил Кит. – По идее, заниматься такими вещами должен я. Я подросток. Я должен завывать гиеной и нести чушь, припрятав в кармане кусок гашиша, а ей полагается ругаться и спасать мою никчемную жизнь. А тут получилось наоборот, она ведет себя как малолетняя идиотка, а я не хочу с ней связываться, хотя иногда так и тянет раздолбать ее башку об стол. Если вернется папаша, все станет совсем плохо. Он каким-то образом ее сдерживал, потому что очевидно, что она ему такая досталась, а потом превратилась в приличную домохозяйку. Что-то такое он знал особенное, что ее вернуло на путь истинный. Я таких методов не знаю, но он точно взвалит на меня ответственность за все это. За то, что я похоронил эту чертову семью и не остановил мать вовремя.

Томми поразмыслил. Представил свою мать, держащую в пухлой руке косячок, и тут же отогнал противоестественное видение.

– Мне кажется, он обходился с ней так же, как и с тобой, – сказал Томми. – Просто держал в страхе.

– Возможно.

Кит стал отвечать неохотно, обнаружив, что слишком разоткровенничался.

– Что ты будешь делать, если он вернется? – поинтересовался Томми. – Ты же не согласишься уехать отсюда?

Кит пожал плечами, выбросил обкусанную травинку.

– Он вернется – так часто бывало и раньше. Если я попадал в больницу, он тут же исчезал, а потом писал письма и требовал, чтобы мы собирали шмотки и переезжали. Но на этот раз я с ним никуда не поеду, – твердо сказал он. – Сара больше не снабжает меня таблетками. Она сказала, что раз отца нет поблизости, то волноваться мне не о чем и незачем жрать всякую химию. Поэтому я могу сорваться, сделать с ним что-то… неприемлемое. Лучше ему не возвращаться.

Стрекоза, одетая в траурные черные крылья, взвилась над плечом Кита, поразмыслила, но садиться не стала и умчалась в заросли осоки.

Заросли раздвинулись, и показалась дружелюбная ушастая морда, с высунутым от жары языком. Рыжая перемазанная грязью собачка выпрыгнула из осоки и остановилась, неуверенно помахивая хвостиком.

– Привет, – сказал ей Томми. – Кит, смотри. Такса.

Ветром принесло слабый крик, и такса насторожилась, забила хвостом сильнее, но с места не двинулась.

– Тебя ищут, – сказал Томми. – Иди к хозяйке, псина. Кит, это щенок или целая собака?

– Щенок, – полуобернувшись, ответил Кит. – Туповатый щенок. За ним сейчас явятся.

За таксой явилась Стефани. На ней были простые синие джинсы и подвязанная клетчатая рубашка. Белые теннисные туфли промокли насквозь и покрылись черно-зелеными болотными разводами. Светлые волосы, подвязанные в хвостик, растрепались. Стефани тяжело дышала, в руке у нее болтался красный блестящий поводок.

Щенок подпрыгнул на месте, Стефани наклонилась и пристегнула поводок к ошейнику.

– Это Грейс, – сказала она.

– Привет, Грейс, – сказал Томми особым тоном, подражая приветствиям в группах анонимных неудачников. – Привет, Стефани.

Кит отвернулся.

– Привет, – растерянно сказала Стефани. – А почему вы тут, на болоте? Сегодня праздник.

– Открытие нового здания мэрии, – сказал Томми. – В пятнадцать ноль-ноль торжественное начало. Далее – музыка и танцы. Конкурс пирогов.

– Верно.

– Кит, ты испек пирог? – поинтересовался Томми.

– Ежевичный, – отозвался Кит.

– А я – тыквенный. Весь день у плиты. Ты не представляешь, Стефани, сколько трудов в него вложено. Мой новый фартук можно выкидывать на помойку. Но это будет… сенсация! А где твой пирог?

– Вы рехнулись от жары? – спросила Стефани, козырьком прикладывая ладонь ко лбу и пытаясь рассмотреть внимательнее и Томми, и Кита.

– О черт, эта эмансипация! – воскликнул Томми.

– Совсем распустились, – лениво откликнулся Кит.

– Среди нового поколения не так-то просто найти настоящую женщину, способную испечь хороший пирог. Им теперь не до этого… а в наше время…

– В наше время женщины знали свое место, – подтвердил Кит.

– Ага, – сказал Томми. – Что там пироги… женщины в наше время никогда не опускались до того, чтобы попросить молодого человека вытащить для них презервативы из автомата.

– Разврат.

– Я поняла, – сказала Стефани. – Ты… вы обиделись на то, что я подставила Кита перед Минди.

Она ослабила поводок, присела на траву.

– Я сама за это поплатилась, – призналась она. – Минди послала меня к черту, и теперь ее лучшая подружка – Карла-курочка-гриль. И ничего с этим не поделать. Глупо было выставлять ее шлюхой перед всей школой. Не знаю, о чем я думала.

– Я знаю, о чем ты думала, – сказал Томми, потягиваясь. – Ты думала о том, что подставить Минди, – приятная месть за вашу классную дружбу. А что ты сделала с презервативами? Надула из них шарики?

Стефани почесала собачку за ухом.

– Ты думаешь, мне не с кем их применить? – спросила она.

– Думаю, ты связалась с Максом.

– Откуда ты знаешь? – вспыхнула Стефани. – Кто тебе сказал?

– Я ангел на кончике иглы, – пояснил Томми, – это значит – ткнул пальцем в небо и попал в точку.

– Не лезь в мою жизнь, – высокомерно сказала Стефани, невольно подражая интонациям Минди. – Не забывай, я все про тебя знаю, и мои отношения с Максом хотя бы нормальные.

Томми хотел ответить, но пошатнулся и умолк, потому что из-под спины внезапно пропала опора. Кит поднялся почти бесшумно, медленно распрямился и обычной своей походкой подошел к Стефани. Он уже не хромал.

Стефани тоже встала. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и лицо Стефани, заслоненное тенью Кита, выражало смесь злобы и ехидства.

Под ногами обоих заметалась и залаяла Грейс.

– Кит, – настороженно позвал Томми.

Кит обернулся и отрицательно покачал головой, а потом снова повернулся к Стефани.

– Отправляйся на праздник, Стеф, – вполне дружелюбно